Вспомнить хотя бы мальчика, в которого безумно влюбилась шестнадцатилетняя Даглесс. Влюбилась и восстала против всей семьи, потому что родным он не нравился. Но сестра Элизабет, мудрая, никогда не ошибавшаяся Элизабет, показала Даглесс кое-какие документы, из которых выяснилось, что мальчику, которого она любила, было уже двадцать пять и среди его многочисленных «подвигов» был тюремный срок. Даглесс вызывающе объявила, что продолжает любить его, несмотря ни на какие недостатки. Отношения прервались сами собой, когда ее возлюбленный был арестован за вооруженный грабеж.

В девятнадцать она увлеклась священником. Ей казалось, что любить служителя церкви вполне безопасно. Но и эта любовь закончилась крахом, когда фотография священника появилась на первых страницах газет. Оказалось, что он уже был трижды женат.

А потом, потом…

Даглесс рыдала так сильно, что не могла вспомнить остальных. Роберт казался совсем другим, таким ординарным, таким приличным… она и его не смогла удержать.

– Да что это такое со мной? – вскрикнула она, глядя сквозь слезы на мраморное лицо человека, похороненного в этой могиле.

В двадцать два года, обнаружив, что ее последняя любовь, биржевой брокер, арестован за предательство интересов клиента, она вскарабкалась на колени к отцу и спросила, не может ли он выбрать для нее жениха.

Адам Монтгомери рассмеялся:

– Твоя проблема, солнышко, заключается в том, что ты влюбляешься в мужчин, которые слишком в тебе нуждаются. Ты должна найти такого, который бы просто хотел тебя, и только тебя.

Даглесс жалостно шмыгнула носом.

– Это мне и требуется! Рыцарь без страха и упрека, в сверкающих доспехах, на белом коне, который хотел бы меня так сильно, что увез бы в свой замок, где мы и жили бы долго и счастливо.

– Что-то в этом роде, – с улыбкой согласился отец. – Сверкающие доспехи – это неплохо, но, Даглесс, милая, если он начнет отвечать на таинственные ночные звонки, а потом прыгать на свой «харлей» и не возвращаться по нескольку дней, постарайся поскорее удрать из замка, договорились?

Даглесс заплакала еще громче, вспомнив, сколько раз приходилось обращаться к родным за помощью. И вот теперь опять! Опять придется признаваться, что она вела себя как дурочка из-за очередного мужчины. Но на этот раз все было еще кошмарнее, поскольку этого мужчину одобрила вся семья. Но и его Даглесс ухитрилась потерять!

– Помоги мне, – прошептала она, погладив мраморную руку. – Помоги найти рыцаря в сверкающих доспехах! Помоги найти человека, который меня захочет!

Усевшись на корточки и закрыв руками лицо, Даглесс зарыдала еще громче.

Постепенно она осознала, что кто-то стоит рядом. Когда она повернула голову, поток солнечного света, проникавшего в высокое окно, ударился о металл и ослепил ее. Даглесс, зажмурившись, плюхнулась на пол и поднесла ладонь козырьком к глазам. Рядом стоял мужчина, на котором, похоже, были… доспехи.

Он стоял неподвижно и сверлил Даглесс таким свирепым взглядом, что она сначала подумала, будто это ей привиделось. Разинув от изумления рот, девушка уставилась на незнакомца. Он был на редкость хорош собой, хотя почему-то облачился в театральный костюм старинной эпохи. Вокруг шеи шел небольшой сборчатый воротник, панцирь доходил только до талии, зато какой панцирь! Он сверкал так, словно был сделан из серебра. По всей поверхности были искусно вытравлены цветочные гирлянды, заполненные похожим на золото металлом. От талии до середины бедер пузырились пышные короткие шаровары. Ноги, длинные мускулистые ноги, были затянуты в чулки, сотканные из… только одно волокно на земле отражало свет таким образом: шелк. Над левой коленкой красовалась изумительно вышитая подвязка из синего шелка. А туфли были и совсем странными: мягкими, с небольшими вырезами поперек мысков.

– Итак, ведьма, – спросил мужчина мягким баритоном, – ты заманила меня сюда. Что же тебе от меня нужно?

– Ведьма? – недоуменно переспросила Даглесс, шмыгая носом и вытирая слезы.

Откуда-то из пышных шаровар появился белый полотняный платок, который незнакомец протянул девушке. Даглесс шумно высморкалась.

– Это мои враги наняли тебя? – продолжал допытываться мужчина. – Неужели им мало заговоров? Разве моей головы для них недостаточно? Встаньте, мадам, и объяснитесь!

Нет, он просто неотразим! Жаль, что крыша поехала!

– Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите, – пробормотала Даглесс, медленно поднимаясь. – А теперь прошу извинить…

На этом она осеклась, потому что он вытащил шпагу и приставил острие к ее горлу.

– Сними свои чары, ведьма! Я должен вернуться.

Нет, это уж слишком! Сначала Роберт и его лживая доченька, а теперь этот безумный Гамлет!

Снова разразившись слезами, она прислонилась к холодной каменной стене.

– Проклятие! – пробормотал мужчина, и не успела Даглесс оглянуться, как он поднял ее, понес к церковным скамьям и усадил, все еще не сводя с нее уничтожающего взгляда.

– Это худший день в моей жизни! – зарыдала она, но мужчина зло уставился на нее, словно актер из старой картины с Бетт Дэвис!

– Простите, – выдавила она, – обычно я не плачу так много и долго, но когда тебя бросает любимый мужчина, а потом какой-то неизвестный еще и накидывается со шпагой… этого ни одной женщине не вынести.

Вытирая глаза, она случайно взглянула на платок, большой полотняный квадрат с широкой каймой, вышитой цветами и драконами.

– Как красиво! – захлебнулась она слезами.

– Сейчас не время для банальностей. На карту поставлена моя душа… и твоя тоже. Повторяю: сними свои чары.

Но Даглесс уже почти пришла в себя.

– А я говорю, что не понимаю, о чем вы. Я решила выплакаться в одиночестве, но тут являетесь вы в этом абсурдном одеянии и начинаете на меня орать. Если так будет продолжаться, я, пожалуй, вызову полицию, или что там у них имеется в сельской местности. Вы имеете право на ношение подобного оружия?

– Право? – протянул мужчина, глядя на ее руку. – Это часы [1] такие? И что это на тебе надето?

– Разумеется, часы, а это мой дорожный костюм. Специально куплен для поездки в Англию. Классика. Никаких джинсов или маек. Симпатичная юбка, приличная блузка. Словом, одежда в стиле мисс Марпл.

Он продолжал хмуриться. Глаза по-прежнему сверкали гневом.

– И разговор у тебя необычайно странный. Ни слова не поймешь! Да что ты за ведьма такая?

Даглесс в полном отчаянии воздела руки к небу и встала. Он оказался намного выше ее ростом, так что ей пришлось запрокинуть голову. Черные вьющиеся волосы доходили до самого воротничка. Кроме того, у него имелись аккуратно подстриженные усы и острая короткая бородка.

– Я не ведьма и не желаю быть частью вашей елизаветинской драмы, – твердо заявила она. – А теперь я ухожу из этой церкви и даю слово: если вы вздумаете снова забавляться этой вашей шпагой, закричу так, что стекла посыплются. Вот вам ваш платок. Простите, что он такой мокрый, и благодарю за то, что одолжили его мне. Прощайте. Надеюсь, ваша пьеса заслужит одобрение критики.

Резко повернувшись, она направилась к выходу.

– По крайней мере, все самое кошмарное уже случилось, так что ничего больше ожидать не приходится, – пробормотала она, покидая двор. За воротами стояла телефонная будка, и Даглесс воспользовалась ею, чтобы позвонить родителям в США. Сообщив оператору, что звонок оплатит другая сторона, она стала ждать ответа. В штате Мэн стояло раннее утро, и только несколько секунд спустя к телефону подошла сонная Элизабет.

Господи, кто угодно, только не она! Даглесс расстроенно закатила глаза к небу. Только не ее идеальная старшая сестра.

– Даглесс, это ты? – спросила Элизабет, немного придя в себя. – Ты в порядке? Или что-то опять стряслось?

Даглесс скрипнула зубами.

– Конечно, я в полном порядке. А па дома? Или ма?

Или любой прохожий. Но не Элизабет!

Элизабет громко зевнула.